– Товарищ Хо! – Лю Вэй-цзян был теперь не один, рядом с ним стоял проводник-тибетец. – Он говорит, что можно не спускаться на равнину. Тут есть тропинка, мы можем подняться немного выше и пройти горами.
– А что там? – Косухин потянулся к сумке, где была спрятана карта, но тут же вспомнил. На карте это место окрашено белым, в цвет снегов: ледник огромный, раскинувшийся на много дней пути… На какой-то миг стало страшно, но Косухин понял, что другого набора у них нет.
– Да, конечно, – кивнул он. – Командуйте, товарищ Лю…
И тебе не холодно, Джон?
Валюженич протянул руки к спиртовке, грея заледенелые ладони. Чиф пожал плечами.
– Почему… Очень даже холодно, дядя Тэд!
– Вы сегодня весь день шли без рукавиц, – проскрипел господин Чжао, заворачиваясь в густой мех огромной шубы. – Не смею вмешиваться, господин… красный комиссар, но так можно остаться без рук!
Чиф поглядел на свои ладони. Странно, он об этом даже не думал. Конечно, было холодно, но не холоднее, чем дома, в Долине Больших Ветров.
– Не знаю… Там, откуда я… прибыл, зимой тоже очень холодно. Наверно, привык…
Они шли уже четвертый день: Косухин, Тэд, господин Чжао, красный командир Лю и семеро бойцов. Когда они ступили на холодный, предательски ровный лед, их было пятнадцать, теперь же, к концу четвертого дня, – лишь одиннадцать. Маленький отряд уменьшился почти на треть…
От перевала они поднялись по узкой тропе, едва сумев втащить наверх упирающихся яков. Где-то через километр дохнуло холодом – ледник был уже близко. Оставалось идти вперед, но вскоре стало ясно, что задача эта всем не под силу.
Прежде всего, яки не пройдут по леднику. Даже если удастся провести их, минуя засыпанные снегом трещины и ровные, как каток, участки льда, животные ослабеют от голода: наверху им питаться нечем. А без яков нечего думать о возвращении. Теплой одежды на всех не хватало, часть ее пришлось оставить раньше, понадеявшись на весеннее тепло. К тому же многие разведчики, особенно ханьцы, могли не вынести многодневного перехода. Да и с продуктами было туго.
В конце концов Косухин, переговорив с Лю и Валюженичем, решил разделить отряд. Десять бойцов, в основном из южных провинций, оставались в маленькой долине неподалеку от подъема на ледник, охраняя незаменимых яков и большую часть груза. С собою Косухин взял десять горцев, имевших опыт подобных походов, проводника и, после долгого спора, Валюженича вместе с товарищем Лю. Археолог категорически заявил, что не отпустит Джона одного, в чем Лю Вэй-цзян оказался с ним полностью солидарен. В последний момент к группе примкнул господин Чжао. Франтоватый фольклорист переменил пальто и шляпу на более подходящее к случаю одеяние и безропотно вдел руки в лямки тяжеленного рюкзака. Правда, ему было все же легче: ученый не нес с собой винтовку, ограничившись револьвером.
Все остальные вооружились как следует, товарищ Лю даже порывался захватить с собой хотя бы один пулемет, пока не понял, что груз, взятый отрядом, и так излишне велик. Оружие, консервы, запасы спирта, спальники и, конечно, теплая одежда, – всего этого было не так много для равнины, но поход предстоял другой – по колено в снегу, а то и по гладкому льду…
Валюженич, бывавший в горах не один раз, позаботился захватить с собой несколько пар темных очков. Хватило для него самого, для господина Чжао, для Чифа и даже для товарища Лю, который поначалу упорно отказывался от этого буржуазного изобретения. Все остальные не боялись безжалостной белизны, глаза горцев привыкли к снегу.
…Беда случилась в первый же день, под вечер. Проводник-тибетец, шедший первым, не учуял скрытой под снегом трещины и без звука исчез в черном провале. Спасти его было немыслимо, трещина уходила на неведомую глубину, куда не доставали веревки. Пришлось идти просто по компасу, утопая в снегу, вытаскивая друг друга из неглубоких ледяных расщелин, то и дело попадавшихся на пути. Отряд вел Валюженич, уверявший, что у него нюх на трещины, и упорно не желавший уступать это опасное право. То ли американец действительно обладал каким-то шестым чувством, то ли ему просто везло, но отряд шел без потерь. Новая беда случилась на третий день, когда трое бойцов – все опытные горцы – вызвались сходить на разведку, чтобы проверить путь вдоль подозрительного склона. Снег на этом месте был девственно чистым, ровным, и они без особых опасений шагнули вперед. Все трое ушли под снег, холодная трясина затянула их за несколько секунд, никто не успел даже подбежать к погибающим, чтобы кинуть спасительную веревку.
Итак, их оставалось всего одиннадцать, а впереди был еще долгий путь – не менее трех дней, если не обманывала карта. Поначалу Чифу казалось, что первым не выдержит он. На Тускуле приходилось ходить в походы, да и холод там не меньше. Но идти день за днем, ночуя в снегу, не имея возможности разжечь настоящий костер… Помогала спиртовка Валюженича, спирт во флягах, но Косухин все равно боялся, что именно он подведет остальных.
Но Косухин шел, шел наравне со всеми, волоча на плечах рюкзак и «скрайбер». Странно, постепенно ему начинало казаться, что идти не так уж и трудно. Конечно, он уставал, под вечер плечи начинало ломить, ноги казались свинцовыми, но Косухин видел:
остальным приходится еще тяжелее. Валюженич бодрился, однако Чиф замечал, что археологу все труднее одолевать дневные переходы. Даже бойцы приуныли, почти перестали улыбаться, а на привалах тут же падали в снег. Хуже всего приходилось товарищу Лю: он умудрился обморозить лицо и теперь шел, закутавшись в шарф, вдобавок мучаясь жесточайшей простудой.